Что ни заведение — своя блистательная история. Но у Тартуского университета — самая-самая. Неудивительно: его биография началась еще в середине XVII cтолетия! Сегодня он входит в один из наиболее значимых среди профессионалов рейтингов — QS, в «золотой» 1% самых «цитируемых» университетов мира.

— Сложно даже представить, что произошло в стенах наших учебных корпусов за эти 350 лет… Горжусь, что имею прямое отношение к реконструкции давних славных традиций, изрядно порушенных советским периодом…

Профессор Петер Тульвисте относится к числу тех энтузиастов, первопроходцев, на долю которых выпало не только разрабатывать законодательство о высшем образовании в независимой Эстонии, но и реализовывать его реформу. Началось все в 1993 году…

— …Тогда мне предложили поучаствовать в первых после 1938 года выборах ректора. В Тарту собрались 8 претендентов, во втором туре нас осталось двое, победил я. Точно так же, демократическим путем, выбирали проректоров, деканов. Скажу кратко: было горячо. Зато мы мгновенно отдалились от «ценных указаний» всевозможных чиновников, включая работников минобразования.

— В Литве и Латвии тогда встал вопрос о переаттестации советских кадров. Почему вы не пошли этим путем?

— В чем главные видимые пороки высшей школы СССР, из которой мы все вышли? В двух больших «И»: идеологический нажим плюс изолированность от внешнего мира.

— Извините, профессор, что перебиваю: для Беларуси это характерно даже сегодня…

— Сочувствую. Но тогда вы согласитесь: на первый взгляд сразу же следует бороться с «идеологизацией» образования, в связи с чем переаттестация вроде и логична. На самом же деле для академической среды куда хуже ее изоляция от коллег — опыта Европы, США… Я до своего ректорства читал лекции в Бостоне, Гамбурге — знаю, о чем толкую. В общем, мы стали работать прежде всего над проблемой второго «И» — интернационализацией. И очень быстро продвинулись в этом направлении. А идеология в условиях реального университетского самоуправления отпала автоматически, разве что волевым решением позакрывали «красные» кафедры — научный коммунизм, атеизм и прочие советские отметки.

— Работавших там людей уволили?

— Увольте от такой брутальности: зачем? Им предоставили возможность найти себя в новых направлениях. Замечу: никого не лишили ученых званий.

— Ну а такая больная для вашей страны позиция, как языковая проблема?

— Если профессор владел лишь одним русским, ему оставили возможность преподавать, но какие перспективы у таких редких людей? Как они смогут переизбираться, например, если не осилят введенный новым законом минимум публикаций?

Дополняю слова Петера Тульвисте еще одной справкой: в 1995-м эстонские парламентарии приняли закон об университетах, среди прочего утвердивший бакалавров, магистров и докторов; в 1999-м Эстония подписала Болонскую декларацию; в 2002-м внедрена система «три года обучения на бакалавриате и два — в магистратуре». А когда еще спустя пару лет страна вошла в состав ЕС, она формализовала ряд позиций, характерных для общеевропейского образовательного пространства: здесь и буквенная система оценивания, и унификация выдаваемых документов, и система отслеживания качества, и европейские зачетные единицы, позволяющие свободно учиться в других странах, и т.д.

Эти нововведения кратко комментирует представитель проекта Study in Estonia Димитрий Миронов:

— В 2007 году нашими крупнейшими вузами и было подписано соглашение об интернационализации системы высшего образования, которое предполагало разработку англоязычных программ. Упор при этом делался на магистратуру. Сегодня их за 150, все программы докторантуры предлагаются на английском языке, много и на уровне магистратуры, у бакалавриата меньше.

Эстонские программы соответствуют стандартам Европейского союза, поэтому диплом признается во всех странах, у которых есть соответствующее соглашение с ЕС.

Кстати, благодаря этой унификации многие молодые люди из Тарту, Таллинна, Пярну и других городов активно обучаются в лучших университетах Европы. Чему активно способствует и так называемое модульное обучение — широкопрофильные междисциплинарные программы под брендом Liberal Arts. В том числе и за рубежом.

Димитрий Миронов:

— Для успеха на рынке труда эта система очень важна, ведь выпускники скорее являются «штучным товаром» (у каждого своя комбинация знаний), чем поставленным на поток. Плюс появляется возможность выбирать между большим числом программ магистратуры.

Да, привлекательно. Современно. Но как быть тем молодым парням и девушкам, чьи родители не в состоянии оплатить обучение за пределами родины?

— Очень многим тогда помогают самые различные фонды, — отвечает Петер Тульвисте. — Как эстонские, так и европейские, американские. Я лично состою в двух таких структурах и знаю различные примеры. Ребята получают от тысячи долларов в месяц и выше. Недавно наша студентка, грезившая очень редким направлением в агрономии, получила серьезную сумму от американца, который в свое время мечтал выучиться на ту же специальность, но не смог. Он состоялся в другой профессии, а вот сейчас увидел в интернете объявление из Тарту и помог нашей землячке выбраться в бельгийский университет.

Кстати, на европейских грантах во многом держится и наука Эстонии. В этом есть своя логика: средняя зарплата в тысячу евро явно далека от среднеевропейской, поэтому Брюссель и дотирует перспективные исследования эстонских ученых.

Не следует, однако, думать, что Таллинн выживает за счет такой помощи. Вовсе нет. Но об этом — во втором, заключительном материале об опыте реформы высшего образования у наших северных соседей.